Капонин Владимир Эммануилович:
- Вся моя жизнь тесно связана с армией. Отец, красный командир, воевал в Гражданскую на Кубани и Дону, потом - под командованием Блюхера на Дальнем Востоке. Мать умерла рано, поэтому воспитывался я у ее сестер. 
Война застала меня в селе Ермаково, неподалеку от знаменитого Шушенского. Все в нашей школе мечтали попасть на фронт, а мы с моим другом Сашкой сбежали из дома, чтобы примкнуть к бойцам Сибирской дивизии, сформированной из наших земляков. Конечно же, нас поймали и вместо фронта послали учиться в Асинское военно-пехотное училище, под Томск.
Через год, без присвоения званий, всех курсантов Асинского пехотного и Томского артиллерийского училищ посадили в теплушки и отправили под Сталинград рядовыми. Но в Сухиничах наши эшелоны повернули на Курск. Так мы, вчерашние школьники, оказались в самом горниле войны – на Курской дуге. Надо сказать, что оборона была тщательно подготовлена: окопы, блиндажи, дзоты, ходы сообщения можно было километрами мерить. Так как мы с Сашкой кое-чему в училище научились, нас назначили командирами отделений роты автоматчиков.
А незадолго до наступления в роту заявились разведчики нашего полка и стали отбирать в свое подразделение подходящих ребят. Мы с другом переглянулись: пойдем? Чего мы в окопе лежим? А разведчики сходят в поиск да и валяются себе в палатках под крылышком у штабных. Перешли мы в разведку. Стали нас учить вести дневник наблюдений, ориентироваться на местности и всяким другим хитростям. В общем, ни сна ни отдыха. Дальше больше - стали по одному, по два брать в поиск, там натаскивать и обучать. А в это время командование требовало от нас: «языка», да желательно не одного и чином повыше.
Немецкое боевое охранение было от нас примерно в полукилометре. Как только мы ни старались, а пленного взять не смогли. И тогда был разработан хитроумный план. Решили сделать вид, что на нашем участке началось наступление. Ночью саперы разминировали участок перед нашими окопами, разрезали проволочные заграждения. В помощь разведчикам выделили мою бывшую роту автоматчиков. А потом началась массированная артподготовка. Били очень точно. Пока мы двигались по подготовленному саперами проходу, снаряды падали в окопы, чтобы загнать немцев в укрытия. А как только мы подошли к их траншеям, артиллеристы перенесли огонь вглубь. Ошалевшие от обстрела фрицы из норок, где отсиживались, начали возвращаться в окопы. Разведчики бежали вместе с пехотой. На груди – автомат, в руке – пистолет. Я с разбегу прыгнул в траншею, да прямо на немца, который держал винтовку со штык-ножом. Он обалдел, и я растерялся. Схватился за острый штык правой рукой и рванул, а он выстрелил, и пуля прошла навылет возле большого пальца. Тут подскочил Сашка и оглушил фашиста. Почти сразу прозвучала команда: отходим. И мы исчезли. Спохватившиеся немцы долго еще обстреливали наше боевое охранение. Но дело было сделано. Пленных взяли. Один из них, как мы узнали, дал ценные сведения, которые позволили узнать точное время начала немецкого наступления. И значение этой информации, как показали дальнейшие события, трудно переоценить.
Я горжусь тем, что боевая операция, в которой мы с дорогими моему сердцу товарищами по оружию участвовали, позволила внести наш личный вклад в судьбоносную победу. Поэтому очень приятно было получить поздравление с 60-летием победы на Курской дуге, подписанное В.В. Путиным.
Хочу обратиться к молодому поколению. В жизни все меняется, все проходит. Неизменным остается одно – Россия! Ценой больших трудов и жертв наши предки завоевали и сохранили ее для нас. Мы с другом, тогда еще 17-летние мальчишки, вместе со всем народом отстояли ее для вас. Любите и берегите свою Родину, ведь она у вас, как и мать, одна. Бицюк Алексей Петрович:
- Когда началась война, мне и 15 лет не было. Наша семья жила на Украине, в селе Шевченково. Очень хорошая была деревня, красивая. И семья у нас была крепкая, работящая. 
Все новости мы узнавали по радио. Возле сельсовета висел репродуктор, по нему 22 июня и сообщили о нападении немцев. Так как я хорошо держался в седле, то по поручению председателя колхоза верхом объехал все окрестные села: развез повестки. Без мужиков осиротела наша деревня. А потом пришли фашисты. Лето в тот год было благодатное. И с каким сожаленьем смотрели мы, как по золотым колосящимся хлебам несколькими колоннами шли и шли германские войска. Двигаться по дороге они опасались из-за мин. Мы, хлопчики, следили за продвижением вражеских войск с железнодорожной насыпи, прячась за рельсами. Было любопытно и страшно. Но мы не понимали, насколько опасно. Хорошо еще, что боевое охранение немцев, разглядев, что это мальчишки, не стреляло.
Когда наша армия погнала оккупантов на запад, я, приписав себе год, попросился на фронт и в мае 44-го очутился в Горьковской области, в запасном полку, где готовили младших командиров. К осени я стал младшим сержантом и наводчиком пулемета системы Максима. Воинский эшелон, стуча на стыках, вез нас, свежее пополнение, на 3-й Белорусский фронт. Навсегда запомнилось 19 января 45-го, когда мы штурмовали Инстенбург, нынешний Черняховск. Наш пулеметный расчет в тот день охранял полковое знамя. Это только в кино в бой идут с развернутым знаменем, а в жизни им либо обертывались, либо в полевой сумке несли.
Минометный обстрел был такой, что голову не поднять, осколки летят по-над землей. У меня на плече - двадцатичетырехкилограммовое тело пулемета. Чуть затихнет немец – бежим. Впереди какое-то имение горит: треск, пламя. Чуть ближе – коровник. Скорее туда: добежать, залечь и ответить фашисту из «Максима»! Я чуть-чуть не добежал. Вдруг падаю и вижу, как ствол вперед улетел. Ползу следом, боль в ноге, сильная. Обернулся - а есть ли у меня нога? – бедро разворочено, кровь... Пополз дальше. Лейтенант, командир отделения, схватил меня за шиворот и швырнул в развалины этого коровника, упал я прямо в ясли. Помню, подумал, что здесь осколкам меня не достать. Санитар перевязал меня, и отправился я своим ходом, опираясь на штакетину, в санчасть. Благо, кость задета не была. На перекладных через два дня довезли нас, раненых в том бою, до медсанбата, там мне сделали первую операцию, потом еще несколько - в госпитале, в Каунасе.
Только весной попал я снова на фронт, под Пиллау. И снова мне повезло. Когда брали дзот, прямо на меня выскочил здоровенный такой эсэсовец. Помню, как завороженно смотрел я в дуло медленно поднимающегося автомата… Когда сержант Бондаренко крикнул мне: «Ложись!» и дал по немцу очередь, я не лег, я растерялся. Может быть, я думал не о том, чтобы убить, а о том, что война заканчивается, что немцы не знают обстановки и нет смысла им воевать вот так - насмерть.
Меня часто спрашивают: «А страшно на войне?» Страшно. Но некогда об этом думать, надо действовать. День победы я встретил под Знаменском. Когда с улицы крикнули, что подписан акт о капитуляции, что конец войне и мы победили, все выскочили на улицу, обнимались и целовались и стреляли в утреннее весеннее небо. Как же мы были счастливы!
Воспоминания ветеранов
Великой Отечественной войны
записала Е. Плеханова.
|
